— Точное название проекта — «Эффективность выполнения государством позитивных обязательств в отношении бездомных по обеспечению доступа к временному жилью», то есть я изучаю, как обстоят дела с бездомностью в Казахстане и какие инструменты обретения жилья — пусть даже временного — доступны сейчас бездомным в стране. В основном это касается приютов, дневных и ночных.

— Да, действительно, есть проблема с видимостью не просто даже самих приютов, а бездомных как таковых. У нас в стране вообще нет понятия бездомности — этих людей называли всегда по-разному: то люди без определенного места жительства, то люди, не имеющие места жительства, то еще как-то. Сами приюты в Казахстане называются «Центрами социальной адаптации для лиц, оказавшихся в трудной жизненной ситуации». У нас таких 23, причем только в 15 есть отделения ночного пребывания.

По сути, это как раз приюты для бездомных, но даже когда ты разговариваешь с сотрудниками этих центров, они говорят: «Мы слово "бездомный" не используем, мы называем их получателями услуг». Возникает ощущение, что само слово «бездомный» — это какое-то табу. Его совершенно не хотят использовать ни сотрудники, ни чиновники, ни парламентарии, и сами бездомные уже начинают делить себя — вон те спят на улице, значит, бездомные, а вон те находятся в приюте, значит, «получатели услуг».

— Да, это шелтеры ночного отделения, предоставляющие кров, но без питания, без ничего.

— Юридически все приюты должны принимать людей в любом случае, но бездомные часто сталкиваются с отказом по совершенно разным причинам — кто-то «не так» выглядит, или есть какая-то структурная дискриминация, и в итоге ночные шелтеры более или менее доступны.

У дневных приютов своя проблема: туда принимают человека после регистрации. Вы подписываете договор на полгода: вам разрешают находиться в шелтере, а взамен вы обязуетесь выполнять некоторые условия — ходить по собеседованиям, например, или на курсы, или проходить реабилитацию.

Причин для отказа — огромное количество, и с этим бездомные сталкиваются ежедневно. При этом, конечно же, непонятно, как должен выглядеть бездомный, чтобы сотрудник, отвечающий за прием в шелтер, одобрил «кандидатуру».

— Смотри, наша глобальная проблема в том, что нет точной статистики. Переписи именно бездомных никогда не было, и мы не можем понять, сколько их. В переписи населения — последняя была в 2009 году — есть графа «лица, не имеющие определенного места жительства», но вопрос в методологии: если человек, собирающий данные, видит бездомного, ночующего на улице, на вокзале, где угодно — то нужно, конечно, подойти и провести анкетирование. Но сколько людей ты просто так не увидишь?

В 2009 году перепись показала, что в Казахстане 5 900 бездомных, а в приютах в том же году оказалось свыше 12 000 человек. Если мы посмотрим на статистику «оперативно-профилактических мероприятий» — у нас в стране бездомность криминализируется, поэтому время от времени полиция отлавливает людей без места жительства, чтобы поставить их на учет в целях профилактики правонарушений — так вот в этом году только за три дня этих мероприятий в октябре на учет поставили около шести тысяч человек.

Бездомных почти невозможно точно посчитать в таких условиях. И если мы говорим о нехватке мест в приютах, то все государственные шелтеры говорят, что зимой они переполнены. Количество мест там разное — где-то 30 коек, где-то 50, где-то 100 и выше, но во время морозов людей иногда не принимают просто потому, что нет мест.

— Документы бездомным обычно восстанавливают, но проблема с пропиской другая: например, бывают случаи, когда бездомный человек долгое время находится в одном городе, а последняя прописка у него в другом. И его могут принудительно переселить из приюта, скажем, Астаны, где человек живет последние несколько лет, в приют в Караганде, где у него было последнее место прописки. Это если мы говорим о больших городах. Чаще бывает по-другому: человек перебирается из маленького города в области, где нет приюта, в большой, и в большом городе в приюте ему отказывают на основании того, что он неместный. По каким-то непонятным причинам государственные шелтеры могут оказать помощь лишь тем, кто имел прописку в этом же городе. Что делать тем, у кого последняя прописка в населенном пункте без шелтера, опять же, не уточняется. В Алматы и Астане на прописку обычно не смотрят, там можно хоть как-то получить убежище, но до них ведь нужно еще доехать...

Кроме того, даже если тебе восстановят документы, это будут документы с пропиской в городе, из которого ты давно уехал, и найти официальную работу по нынешнему месту жительства вряд ли получится. Это не говоря уже о том, что сам процесс восстановления документов очень бюрократический и может затянуться надолго.

— Центры социальной адаптации финансируются государством, и у них есть разные программы: помощь в трудоустройстве, профориентация, психологическая помощь и юридические консультации. Но качество везде разное, единых стандартов, планов по количеству трудосутроенных за определенное время нет — это и понятно, ситуации разные, кому-то долго восстанавливать документы, кому-то нужно просто трудоустроиться и это относительно легко. Где-то все эти программы существуют для галочек в отчетах, а кому-то действительно помогают. Алгоритма, которому стоит следовать, чтобы все получилось, нет.

Единственное правило — находиться в приюте можно максимум один год, потом человек должен освободить место (за исключением редких случаев, когда срок продлевают до полутора лет).

Понятно, что везде есть исключения — иногда сотрудники шелтеров сами помогают бездомным найти жилье, снять комнату, но это держится на личном желании и энтузиазме отдельных людей. Иногда сотрудникам приходится обходить закон — ну понятно же, что людям идти некуда, снимать жилье они не могут, а на улице морозы или проливные дожди, долго так не протянешь — и сотрудники сами внутри коллектива решают продлить пребывание конкретного человека еще на три месяца, потом еще на полгода, потом еще на пару недель — и так некоторые живут в центрах адаптации по несколько лет. Ясно, что это происходит из-за того, что государство не может предложить никакую программу получения временного жилья — у государства вообще нет таких программ, в которых могли бы участвовать бездомные. Вот и выходит: одни истории заканчиваются хорошо, люди трудоустраиваются и находят жилье; других в обход закона оставляют в приюте, если повезет, а третьи возвращаются снова на улицы.

— Не могу назвать точный процент, я не спрашивал конкретно. Но судя по тому, что рассказывали сотрудники шелтеров, таких людей достаточно, и чаще всего им отказывают в приеме.

— Они есть, но много о них рассказать не могу – я больше фокусировался на госпрограммах. Одно скажу, что к некоторым у меня много вопросов.

— Знаешь, там странные критерии отбора бывают. Например, некоторые как будто бы подменяют собой религиозную общину: чтобы попасть туда, нужно исповедовать определенную религию, ходить на службы, принимать участие в религиозных мероприятиях... Бывает, что частные шелтеры помогают трудоустраиваться, но берут потом процент с заработной платы. И это никак не регулируется, никто эти учреждения не проверяет.

Сами бездомные обычно в частные приюты тоже обращаться боятся, как и в любые места, где за работу дают кров – например, в крестьянские хозяйства. Часто бездомные становятся жертвами торговли людьми, потому что у них нет документов, их никто не ищет, и сами бездомные рассказывают о случаях, когда их знакомые пропадали после того, как нашли работу.

— У нас государство считает, что оказываемые специальные соцуслуги для бездомных в Казахстане — самые прогрессивные на постсоветском пространстве. Но что подразумевается под «прогрессивным», когда бездомные сталкиваются с отказом в предоставлении этих услуг, когда бездомных снова выбрасывают на улицу, когда отсутствует мониторинг жизни бездомных после приюта...

Сегодня бездомные лица в Казахстане точно не могут чувствовать себя в условиях безопасности, мира и уважения достоинства. И без помощи государства им не справиться, а помогать у нас государство не спешит.